Невеста для варвара - Страница 87

— Не хочу я, князь, грядущего знать, — проговорил сдержанно, — Мне и настоящее добро. Лучше людям своим накажи, чтоб верную дорогу мне указали, как поскорее обратно выбраться.

Оскол воззрился на остов челна и молвил со знанием дела:

— Добрый челн будет, ходкий. Не видывал подобных. — Помолчал и добавил: — Токмо нет тебе обратного пути.

— Как же нет? — слегка оторопел Головин. — Мне след возвращаться.

— Не пройти на заход. Далее Лены-реки не пустят.

— По всем дорогам заслонов не наставят.

— Один будет, в него и угодишь.

— Ну, один я обойду! Укажи, в котором месте?

— Указать-то могу, — не сразу вымолвил Оскол.

— Да не обойдешь, ибо судьбы своей не минуешь. На пороге дома настигнет и в темя клювом ударит. Роковая печать с тобою. Ее и отнимут царские люди. Вкупе с головою…

Ивашка сразу же о княжне подумал, а про указ государев в тот миг совсем забыл.

— А ежели я на Индигирке останусь? — безнадежно спросил. — Схоронюсь где-нито?

Оскол вновь мигнул и, как филин, взор свой куда-то мимо Головина устремил.

— И здесь сыщут. Да еще новую беду на нашу землицу накличешь.

— Что же я эдакое сотворил, коль, словно зверя дикого, всюду травить станут?

— Роковую печать с собою носишь. Только сейчас Ивашка и вспомнил про указ, достал из сумы свиток с печатями государя Петра Алексеевича.

— Возьми себе! — Снял со свитка тряпицу и подал, — Я волен по своему усмотрению сим указом распорядиться. Отныне югагиры от ясака освобождаются и в разряд российских людей переводятся. Государь сию привилегию даровал! Теперь воевода с казаками здесь свои суды чинить не будут. На, прочти!

Распута даже в руки бумагу не взял.

— Царев указ югагирам не благо, а погибель верная. Приму его — иные ясачные народы в тот же час исполчатся на нас.

— Что же с ним делать? Может, на огне спалить?

— Бумага сгорит, да печать останется. Вернуть ее след тому, кто послал.

— Ежели верну, откроется мне обратный путь?

Князь опять вдаль посмотрел и говорит:

— Не откроется.

— Да отчего же?!

— Оттого что, придя на сей промысел, ты в ловушку угодил. Куда бы на заход ни пошел, непременно назад возвратишься. Ужель ты здесь не кружил?

— Кружил! — Головин вспомнил, как ходил лес на челн искать. — И на кого же вы поставили сей заколдованный круг?

— Лисиц чернобурых промышляем, — был ответ. — А твари сии вспять своим следом не ходят.

— Куда же мне идти?

— На восход ступай, единый путь тебе открыт.

— Нагадал же ты мне дорогу, князь! Как же я на сем челне через моря и океаны пойду? Да и чертежей тех землиц у меня нету!

— Иного пути с сего промысла не бывает, — вымолвил князь и, показалось, усмехнулся. — Ты, боярин, жар-птицу изловил. А с нею токмо на солнце идти надобно. Тогда незрим станешь. Да держи ее крепче, чтоб не вырвалась.

Повернулся и пошел себе путем, откуда явился, — след вслед…

И едва скрылся из виду, Головин полетел к избе, ворвался с шумом, дверь нараспашку оставил.

— Варвара! Сие рок, чудо свершилось! Услышал Господь вопли твои! А я ведь знаю, о чем ты молилась!

Послушал — ни слова в ответ. И тихо как-то — должно быть, слушает…

— Бог по справедливости рассудил, Варвара, — однако с напряжением проговорил он. — Князь Оскол служанку твою, Пелагею, из плена вызволил. И замуж за себя взял. Знать, ты вольна теперь от слова своего…

Завесу на двери приподнял, а там пусто.

— Варвара? — не веря глазам, окликнул Ивашка,

В другую заглянул, в третью — никого! Вбежал в светелку княжны, постель ощупал, под топчан заглянул — спрятаться-то негде!..

И узрел тут, что нет узелка ее малого, с коим ехала на Индигирку Варвара, — с тем, что от приданого осталось: медная иконка-складенок, требник, ладану кусочек да свечной огарок, ровно у бедной невесты…

Иван на улицу выскочил, огляделся, округ избы оббежал. И слышит, кто-то стонет, вроде бы рядом. Ринулся на сей звук, а стон от него дальше, все слышней, да не догнать. К реке побежал — и он впереди несется; к своей верфи бросился — и там стон! А мысль будто вторит — похитили княжну, украли, покуда князь про дорогу толмачил! Товарищи его подкрались с другой стороны, умыкнули и увели неведомо куда!..

Потом остановился посередине заимки, прислушался и понял, что гоняться-то напрасно, ибо у него из груди стон вырывается. Задавил он в себе сей клекот, унял панику в голове: на что было похищать? Когда сам князю сказал — невесту привел? Пелагею Распута из острога вынул, так не по обычаю — по нужде, ибо взаперти держали…

Ушла Варвара. Взяла свой узелок и ушла куда глаза глядят. По всему было видно: не хочет она за Оскола, в тягость ей станет сие замужество, сама уж не рада, что случил ось так…

Но и за другого ей нельзя. Хуже смерти — слово свое нарушить, присяганье перед иконою!..

Вот и сгинула, чтоб никому не достаться…

И мысль сия перелила стон в рев звериный.

— Варвара…

Когда в избу за шомполом приходил — в келейке своей была, молилась, шепоток ее слышал. Знать, миновало стой поры часа три, не более того — далеко уйти не могла. Только вот в какую сторону направилась? Вверх по Индигирке речка не даст, вброд не одолеть; только вниз: остается и обратным путем, на заход солнца — туда, куда путь заказан! Да не ведает о сем княжна!

Не раздумывая более, Головин и ринулся вдоль берега. И уж когда на полверсты отбежал, спохватился, что подзорной трубы и ружья не взял, сумки зарядной на поясе нету. Один лишь ножик лешачий в ножнах, да уж некогда возвращаться, и примета плохая.